Интервью директора Департамента инвестиционной политики и развития частно-государственного партнерства С.Ю. Белякова «Ненормально, когда значительная часть экономики страны — это оффшорная экономика», Радио «Сити-ФМ» от 12 апреля 2012 г.
Георгий Бовт: А у нас в гостях сегодня Директор Департамента инвестиционной политики Минэкономразвития Сергей Беляков, здравствуйте.
С.Б.: Добрый вечер.
Г.Б.: У нас в стране хорошо с инвестициями или плохо? Я сегодня прочитал цифру, что у нас за последние 4 года из страны «убежало» порядка 380 млрд. долларов.
С.Б.: У нас с инвестициями, конечно, не все хорошо. Это не бегство капитала, потому что часть из капитала, который мы фиксируем как выведенный капитал, потом возвращается через оффшорную юрисдикцию и реинвестируется в Российскую Федерацию. Для нас это тоже не очень приятный сигнал, потому что мы бы хотели, чтобы он не через оффшор заходил как иностранный капитал, а реинвестировался компаниями, работающими в России, сразу здесь. Это говорит о том, что есть какие-то проблемы. Ключевой из проблем мы считаем проблему защиты инвесторов — собственников и защиту бизнеса вообще.
Г.Б.: Эта проблема стоит уже не первый год. Про оффшор вы сказали, и пока видно инициативу, чтобы не запретить оффшор, а отрегулировать. Со стороны финансистов предполагается целый ряд налоговых мер по налогообложению оффшорных компаний.
С.Б.: Не совсем так. На самом деле во многих странах компании ведут свою деятельность через оффшорные юрисдикции, налоговая причина не единственная. Так вот запрещать это бессмысленно, потому что, если есть какие-то причины, которые заставляют вести бизнес через вот эти схемы, они все равно никуда не денутся. И все разговоры последнего времени и инициативы, о которых вы говорите, они не связаны с запретом оффшоров. Скорее это попытка подготовить комплекс мер, которые стимулировали бы компании регистрироваться в российской юрисдикции. Налоговые меры могут быть побуждением компании не выводить активы за рубеж или не регистрироваться за рубежом. Могут быть и другие меры. Найти этот баланс, чтобы не выдавить излишним рвением борьбы с оффшорами компании в еще большем количестве, вот это наша задача.
Г.Б.: И где вы ищете баланс?
С.Б.: Мы баланс ищем на стыке стимулов и каких-то побудительных механизмов. Причины, по которым компании выбирают финансовые иностранные площадки, будут сняты, у них будут причины выбирать и российскую площадку. Сейчас значительная часть экономики страны — это оффшорная экономика, мы очень много от этого теряем. Очень сложно объяснить иностранному инвестору, почему он должен прийти в Российскую Федерацию, если собственный капитал уходит из РФ.
Г.Б.: Вы хотите сказать, что российские Пенсионные Фонды получат в обозримом будущем право покупать и наживаться на акциях Роснефти и ВТБ? Я просто знаю, что ваше ведомство хотело бы примерно того, что я озвучил. Как мне видится ограничитель, вот эти Пенсионные Фонды могут потребовать спрос, прийти в эти компании и сказать: «А почему у вас труба в Китай протянута по такой цене, и вы туда собираетесь продавать нефть по такой цене?»
С.Б.: Чего бы мне хотелось? Мне бы хотелось, чтобы я, вложив в Пенсионный Фонд, имел возможность заработать на росте экономики. Сейчас такой возможности нет. Поэтому нужно переосмыслить все ограничения, которые сейчас есть в отношении Пенсионного Фонда.
Г.Б.: Как вы продвигаетесь к этой цели?
С.Б.: Мы готовим такие предложения, они в достаточно высокой степени проработанности. Я думаю, что в ближайшее время они будут внесены в правительство, как предложения Минэкономразвития. Там целый комплекс мер: меры налогового характера, меры, направленные на развитие финансового рынка и на укрепление нашей судебной системы.
Г.Б.: Допустим, нас слушает часть людей, которая разбирается в этом хорошо, но часть людей, которая в этом вообще не разбирается, тоже хотят что-то уяснить. И допустим, от менее осведомленной части поступает такой вопрос — предложение одновременно. Россия – это такая потенциально самодостаточная страна, все нам пишут о том, что через 1,5 — 2 года этот «нерассосавшийся» глобальный кризис ударит по нам. А что нам? Мы же можем железный занавес установить. И вот постарайтесь объяснить человеку, что это не правильно.
С.Б.: Мне кажется это не сложно сделать. Мир сейчас таков, что он не терпит изоляции, ни одна страна, находясь в изоляции, не способна развиваться. В какой-то момент прожить на том запасе, который она имеет, возможно, но конец у такой жизни очень плохой. В условиях глобализации невозможно оставаться изолированной страной. Да у нас есть ресурсы, да у нас есть производство, но опыт второй половины XX века однозначно говорит, что мир, который развивается в конкурентной борьбе, эффективнее развивается.
Г.Б.: А где наше место в этом мире? Мы же не можем конкурировать с Китаем по цене рабочей силы, он уже поделен.
С.Б.: По цене не можем, а по квалификации конкурируем. Я возглавляю Департамент, который занимается инвестиционной политикой, поэтому я стараюсь мыслить категориями, которыми мыслят иностранные инвесторы. Вот есть иностранный инвестор, который ищет какой-то рынок для реализации инвестиционного проекта и приращения своего капитала. И он выбирает между Россией и Китаем, в чем-то мы проигрываем, в чем-то мы выигрываем.
Г.Б.: Изначально, зачем он сюда идет? Он же сюда идет не для того, чтобы выпускать продукцию и ее экспортировать на внешний рынок?
С.Б.: Все зависит от того, какую продукцию выпускают. Инвестор выбирает страну, где меньше риски и где больше возможность заработать. Поэтому наша задача – снизить риски, повысить потенциальную доходность. Кроме того, у нас, в отличие от Китая, уникальность рынка заключается в том, что мы можем предъявить платежно способный спрос на ту продукцию, которая здесь производится, а емкость рынка очень большая. И эта емкость в сочетании с платежной способностью населения даже в период кризиса не снизилась. Но есть некоторые типы инвесторов, которые размещают здесь производство с прицелом не только на внутренний рынок, но и на рынок Восточной Европы. Еще одна проблема – мы впадаем часто из одной крайности в другую. Мы либо себя очень сильно хвалим, либо начинаем себя очень ругать. Мы же себя продаем? А как можно продать потенциал российской экономики, если мы самобичеванием только занимаемся. Мы хотим создать условия, при которых не только деньги, но и технологии приходили сюда. Но вся наша деятельность – это деятельность не только по привлечению иностранных инвесторов, это деятельность по созданию благоприятных условий для бизнеса в целом.
Г.Б.: Вчера у нас в студии был гость, он как раз рассказывал конкретный случай. В Липецкую область собиралась прийти «Honda» для того, чтобы собирать автомобили. Но от идеи отказались по причине того, что не смогли найти кадры для своих заводов.
С.Б.: Очень может быть. Я вам другой пример приведу. У нас есть флагман региональной политики по привлечению инвесторов. И они достаточно много инвесторов привлекли и в автомобилестроение и в другие сектора. Но наступает определенный момент, когда возникает дефицит трудовых ресурсов, которыми регион располагает. Возникает вопрос о том, какие меры нужно реализовать, чтобы восполнить этот дефицит, привлечь из соседних регионов трудовые кадры. Должна быть целенаправленная политика регионов, и все увязано с пониманием губернатора.
Г.Б.: Ваше министерство готовит закон «О частном государственном партнерстве». Что это такое, в чем смысл этого закона?
С.Б.: Мы сейчас готовим предложение по совершенствованию законодательства АГЧП. Законодательство АГЧП нужно развивать. Потому что сейчас то, как законодательно регулируется эта сфера в России, не позволяет развивать те форумы, которые активно развиваются во всем мире.
Г.Б.: А какие еще формы частного государственного партнерства вы планируете прописать в законе?
С.Б.: Мы хотим, во-первых, дать определение, что такое проект частного государственного партнерства, и четко прописать механизм взаимодействия пенсионера и публичной организации. Вопрос во многом в том, предоставлять возможность получения построенного объекта в собственность к инциденту или нет? Это один из важнейших вопросов. Сейчас, по нашему законодательству такой возможности нет, и в результате большое количество потенциально интересных для частных инвесторов проектов отсекается, потому что нет гарантий заработать и вернуть вложенные деньги. Мы вынуждены стимулировать приход частного инвестора. Мы хотим допустить частного инвестора к управлению школами, детскими садами и возможно зарабатывать на этом.
Г.Б.: На это вам тут же скажут, что это приведет к введению платы за образование.
С.Б.: Никаких иллюзий по поводу того, что у нас образование бесплатное не должно быть, это раз. Два – я не понимаю за что я плачу деньги, потому что уровень сервиса, который мне оказывают, явно не соответствует тем деньгам, которые я плачу, и не только в виде налогов.
Г.Б.: Но, тем не менее, платная медицина — это табу у российских политиков.
С.Б.: Факт, с которым мы уже имеем дело, не может быть табу. Вопрос только в том, чтобы платная медицина оказывала услуги достойного уровня. И тут, конечно, роль государства – контролировать качество оказываемых услуг и те организации, которые допущены на рынок этих услуг, потому что речь идет о здоровье и жизни граждан, о фактически формировании общества. Кстати, в том году мы приняли поправки в Налоговый Кодекс, освободив организации образования и медицинские организации любой формы собственности от налогообложения прибыли, которые они получают в результате оказания своих услуг.
Г.Б.: А амнистия предпринимателя, осужденного за экономические преступления, по-вашему, это реально?
С.Б.: Я бы говорил не столько об амнистии, сколько о соответствии меры наказания и тяжести преступления. Осуждать на длительные сроки за экономические преступления не совсем правильно. Компенсацией наказания может быть изоляция от общества, заключение под стражу. За экономические преступления на этапе предварительного следствия должны быть другие меры пресечения, чем сейчас это практикуется. Когда мы говорим о степени реакции государственной правовой машины на экономические преступления, мы говорим о среднем классе. Перед нами стоит задача сформировать средний класс, класс предпринимателей, не иждивенцев, которые будут надеяться на то, что государство компенсирует им все и обеспечит достойную жизнь. Но никогда никакое государство не способно обеспечить достойную жизнь всем своим гражданам. Социальное государство должно гарантировать какой-то минимум, все остальное должно гарантироваться государством в виде возможности реализовать себя гражданином. Нам нужно сформировать этот средний класс, это тяжелый процесс. На этом пути неизбежны ошибки, поэтому чтобы предпринимательскую активность развить, нужно ослабить давление в виде наказания экономических преступлений.
Г.Б.: Тут на наше рассуждение по поводу бесплатности и платности образования и здравоохранения, пошли комментарии всяческого рода, нехорошего, естественно. А еще издевательское такое: «Повысим пенсионный возраст».
С.Б.: Я против, и насколько я понимаю, все решения, которые были приняты в последнее время, однозначно говорят о том, что пенсионный возраст не будет повышен. Мне кажется, у нашей пенсионной системы достаточно ресурсов, чтобы решить проблему обеспечения дефицита перед пенсионерами. Нужно понять очень простую, может быть неприятную вещь. Легко сказать, что я не за что не отвечаю, и государство мне должно гарантировать все. Но ресурсы государства ограничены, поэтому гарантировать все на достаточно высоком уровне и всем, наверное, проблематично. И история государства, которое недавно развалилось, 20 лет назад, говорит о том, что такого «суперсоциального» государства построить невозможно.
Г.Б.: Вопрос про модернизацию или создание 25 млн. новых рабочих мест. Откуда они возьмутся? Я уж не говорю о том, как избавить страну от такого количества мигрантов.
С.Б.: Есть некоторые виды деятельности, которыми наше население не хочет заниматься, это было всегда. Другое дело, что миграционная политика должна быть частью социально-экономической политики. Давайте представим Москву без мигрантов, многие виды деятельности просто перестанут реализовываться. Мы должны создать такие условия, чтобы увольняющийся сотрудник быстро мог найти сферу для своего применения.
Г.Б.: А как же они раньше реализовывались?
С.Б.: Да также и реализовывались, просто вопрос никто не поднимал, не было обсуждения миграционной политики. По поводу модернизации. Тут никакого противоречия нет, мы за то, чтобы экономика модернизировалась, чтобы она развивалась инновационным путем. Мы должны создать такие условия, чтобы увольняющийся сотрудник быстро мог найти сферу для своего применения. Многие предприятия частного сектора нашей экономики, которые либо закрывались, либо сокращали производство, вместе с региональными властями развивали образовательные программы и программы переквалификации. И такими совместными действиями где-то удалось снять напряжение, где-то не удалось. Мне бы хотелось сказать про западную позицию: «Хватит бизнес заставлять выполнять функции государства». Но тут, наверное, и появляется социальная ответственность бизнеса. Спасибо ему за то, что в период кризиса он ее проявил. Государство в период кризиса потратило колоссальные средства на то, чтобы поддержать те предприятия, которые были на грани банкротства. Но зато мы не получили социального взрыва, наверное это хороший результат такой политики государства.
Г.Б.: Зато мы не получили никакой особенной модернизации.
С.Б.: За два года. А давайте ответим на вопрос, какую модернизацию мы бы получили, если бы предприятия встали, и люди вышли бы на улицу?
Г.Б.: Тут вы правы, но сейчас вы видите потребности и желания бизнеса проводить эту модернизацию в более спокойной экономической сфере.
С.Б.: Что такое модернизация вообще? Это принятие каких-то новых решений, внедрение новых технологий, изменение существующей практики, это всегда риск.
Г.Б.: В нашем случае это государственный приказ.
С.Б.: Нет, мы не можем заставить. Мы стимулируем траты бизнеса на научно-исследовательские опытно-конструкторские разработки, ввели повышающий коэффициент.
Г.Б.: Многих пугает ВТО: придут, сельское хозяйство погубят. Автопром наверное уже не сумеют. Ваша оценка, кстати, «Автоваз» погублен?
С.Б.: Судя по статистике продаж, он не погублен.
Г.Б.: Хорошо, другие аргументы за ВТО.
С.Б.: Что такое вступление в ВТО? Во-первых, это соответствие нашего законодательства международным стандартам, международным требованиям. И это не только защита иностранных компаний, это защита и российских производителей. Во-вторых, мы вступили в ВТО на определенных условиях, гарантирующих уровень защиты национального производителя. В-третьих, я не вижу каких-то рисков оттого, что в агробизнес придут иностранные компании. Результат нашей переговорной позиции уникален, с точки зрения того, на каких условиях мы вступили. Чем больше будет здесь производителей, тем лучше для потребителя, потому что он будет иметь возможность выбирать, а для инвестора, любого предпринимателя, это хорошо, потому что он будет обладать теми механизмами защиты, которыми обладают предприниматели в других странах.
Г.Б.: Какие отрасли на ваш взгляд, выиграют от вступления в ВТО, и мы увидим результат в виде повышения конкурентоспособности, снижения цен и т.д.?
С.Б.: Я думаю, что, во-первых, сельскохозяйственная. Это очень интересный рынок для инвесторов.
Сохранить как PDF файлОбсудить на форуме